| Главная » Статьи » СЮЖЕТЫ » Мир детства |
Юрий Норштейн и Франческа Ярбусова
| Юрий Норштейн. Однажды я рассматривал японские гравюры. На одной была изображена прекрасная женщина, коленопреклоненная. И около ее лица - петушиный клюв, у самого глаза. Я был в недоумении. Что это такое? А Франческа мне объяснила. Она помнила это по своему детству. Когда ей было года четыре, она любила забираться в курятник, садилась на корточки и сидела так тихо-тихо, пока куры не принимали ее за свою. Они начинали ходить вокруг нее, разглядывать. "Представляешь, - вспоминала Франческа, - петух своим громадным клювом принимался чистить мне реснички. Я сидела зажмурившись, а он перебирал каждый волосок". Она заставила меня пережить настоящее потрясение, показав, как бабочка появляется из куколки. У нас в доме стоял огромный пук крапивы, который просто весь хрустел, потому что по нему ползали гусеницы и жрали эту крапиву. Потом они расползлись по комнате и стали окукливаться. И в один прекрасный момент Франческа говорит: "Вот из этой куколки сейчас появится бабочка". Я, помню, смотрел, смотрел, и вдруг створки куколки открылись и закрылись. Должен сказать, это было колоссальное впечатление. У меня сердце стукнуло от волнения, как будто не хватило воздуха. Это зрелище космическое. Ведь ты присутствуешь при формообразовании, появлении живой ткани. Лепестки куколки отворились и вновь сомкнулись. И сквозь щели этой раковины стали пробиваться мокрые крылья бабочки. Они были сморщены, как тело ребенка, только появившегося из чрева. Потом вывалилась и сама хозяйка куколки, тоже сморщенная, противная. И вдруг, на моих глазах, эти крылья стали распрямляться. Франческа могла предугадать каждое ее движение. Она в детстве бабочек выводила. Но, мне кажется, она и сама была бабочкой, и чертополохом была, и иван-чаем… Как героиня Маркеса, вокруг которой порхали бабочки. Она хорошо чувствует мир, растущий, цветущий, дышащий… Она действительно его знает, как мог знать, скажем, художник Возрождения. Сегодня таких мало. Мультипликация, как правило, отделывается обозначениями, даже не абстрактными (абстракция таит в себе музыку). Это называется условностью, хотя, насколько я понимаю, и условность - совершенно другое понятие. Всякое искусство условно, поскольку оно пользуется знаками. Писателю дано слово, музыканту - звук, режиссеру - весь этот зрелищный мир, его вещественность, которую надо превратить в поток действия. А художнику дана форма, свет, контур действия, контур пластических кадров - со всем этим он должен жить и работать, собирать свой мир по законам, которые он сам для себя открывает. Говоря о Франческе, я всегда цитирую эту строчку: "В такую ночь Медея шла в поля, сбирая травы волшебные…" Вот здесь в кадре мне нужна ядовитая трава, а здесь, чтобы веяло горькой полынью, а здесь, чтобы была ночь и пахло каким-то темно-синим и чтобы эта ночь растворялась… Другой художник может это идеально со всеми подробностями нарисовать, но все равно не будет запаха. И если бы Франческа не могла, не умела сделать четырьмя мазками темноту, судорогу или лихорадку этой темноты, то как художник она была бы мне совершенно не нужна. Она бродила в детстве среди каких-то пустырей, видела, как цветы пробиваются сквозь ржавое железо. Она хорошо знает, где какие травы надо искать. Все это осталось в ней, и теперь она черпает из этого источника, вовлекая свое знание, свою память в творчество. | |
| Просмотров: 1195 | |
| Всего комментариев: 0 | |